Наш старый добрый двор - Страница 58

— Бог, это конечно… — Он повернулся к жене. — А ну, Евдокия, де там его одёжа?

— Это зачем еще?!

— Сдавать будем героя этого при всей форме. Самому главному начальнику, господину Кёлеру. Такое дело нам большой наградой обернется, поняла, дура? С утра поедем, с утра вернее. Давай, говорю, одёжу его!..

СС. Зондеркоманда 6А

Командир девятого охранного батальона СС гауптштурмфюрер Отто Кёлер заканчивал обстоятельный отчет о выполнении батальоном операции по выявлению и ликвидации партизанских групп, а также лиц, подозреваемых в сочувствии партизанам или оказывающих им помощь.

«Особо секретно

Начальнику зондеркоманды 6а

штурмбаннфюреру Г. Зингеру.

Довожу до Вашего сведения, что батальоном за последние десять дней проведены три акции по блокированию разрозненных партизанских групп, отходящих на соединение с основными силами в район Ржавка — Таемное — Сырой Бор.

Все деревни на пути предполагаемого отхода партизан нами сожжены, часть жителей ликвидирована, часть собрана в общежитиях для отъезжающих в Германию в количестве и в соответствии с полученной нами инструкцией.

После нападения партизан на лагерь военнопленных в Верхне-Лесном приняты следующие меры: перекрыты дороги, ведущие к обширным лесным массивам, усилено патрулирование и общее наблюдение, действия батальона координируются с действиями ГФП-582. Сумма этих мер дала ощутимые результаты. Все подозреваемые задерживаются и после предварительного дознания направляются во временный лагерь в Каменный Брод для последующей эвакуации согласно полученной инструкции…»

В самом конце своего отчета Отто Кёлер просил представить к наградам отличившихся карателей. И прилагал список из семи человек.

Первым в списке стояла фамилия Горобца.

«Особо старателен, — писал о нем Отто Кёлер. — В составе зондеркоманды состоит с августа 1942 года; участвовал в ряде карательных акций на Северном Кавказе, на Дону и в Белоруссии, где проявил решительность в действиях, исполнительность, преданность рейху…»

Горобец… Под этой фамилией в девятом охранном батальоне СС состоял Люлька Карадашев, больше известный под кличкой Кривой. Как приклеил ее тогда этот Вальтер, черт бы побрал фашиста проклятого, сколько страха пришлось из-за него натерпеться! Служба в зондеркомандах тоже была не сахарной, того и гляди срежет партизанская пуля. Ничего не спасет, если не научишься хитрить и не сумеешь подставить под эту пулю другого, ну а сам тем временем постараешься проявить себя в другом месте, где-нибудь подальше от всей этой лесной стрельбы, когда за каждым деревом прячется смерть. Куда лучше выслуживаться, ловить или стрелять людей безоружных, а значит, безопасных. Жечь их дома, угонять скот, грабить имущество. Все можно, пожалуйста, делай, что тебе говорят, Кривой! Что не говорят, тоже делай. Главное, чтоб начальство было довольно тобой. Очень опасное начальство. Люлька боялся его как огня, понимал: для всех этих Вальтеров да Кёлеров жизнь Карадашева — копейка. Вообще ничто. Что захотят, то и сделают, на них жаловаться некому.

Сколько раз приходила в голову мысль удрать из команды! Запастись нужными бумажками, скинуть форму и смыться куда подальше. Золотишка поднакопил он прилично, надолго хватит; а в той суматохе, что творится вокруг, можно и еще поживиться, без риска причем.

Ну а кончится война, он, Горобец Тарас Иванович, бывший красноармеец, так что милиция пускай Карадашева ищет, если ей делать нечего.

В последнее время Люлька все чаще вспоминал милицию. Дошло до того, что однажды приснился ему капитан Зархия.

А как тут не вспомнить? За два года вон куда при шла зондеркоманда — к самой германской границе! Выходит, в плохое дело впутал его этот проклятый Вальтер, взял тогда на испуг, а теперь что делать? Теперь милиция ни при чем, совсем другие начальники с ним разговаривать будут, если поймают, конечно. Надо, чтоб не поймали, потому что разговор у них короткий получится, это факт.

«Думать надо, думать! — твердил себе Люлька. — Смотреть! Не бывает так, чтобы кругом стена, обязательно где-нибудь дырка есть. Значит, смотреть надо, ну искать!..»

И он искал, упорно и осторожно. Гнал от себя опасное желание просто удрать из охранного батальона. Куда удерешь? А если поймают?

У Люльки все внутри холодело, когда он представлял, что сделают с ним, если поймают. Не немцы даже, не этот дохлый штурмбаннфюрер Зингер, а свои, каратели из батальона, «соратники по оружию», так сказать.

Лучше уж в плен к партизанам попасть, там расстреляют, и все, а эти так просто на тот свет не отпустят. Хуже последних собак они. Следят друг за другом, доносят, выслуживаются перед начальством, за бутылку самогона продать могут.

Люлька ненавидел их и боялся. И знал, что они тоже боятся его, потому что он на хорошем счету у самого Ганса Зингера, начальника зондеркоманды 6а.

Это был первый немец, которого увидел Люлька, если не считать Вальтера и старика Михеля, того, что сшил ему перед самой войной шикарные сапоги с носками «царского» фасона. Именно Зингер задержал их с Вальтером на рассвете уже по ту сторону перевала, когда вышли они из мелколесья и спустились к шоссе, ведущему в город.

— Halt! — услышал Люлька знакомое по кинофильмам слово.

— Nicht schiessen! — крикнул Вальтер и бросил на землю пистолет. До этого он все время держал его в руке, будто угадывал Люлькины мысли.

А мысли у Люльки были вот какие: бросить к чертям этого Вальтера, не тащить его дальше, а уходить одному побыстрее, пока не нагнали. Тот сержант с КПП успел все же выстрелить; падая уже, ударил из карабина в упор, прострелил Вальтеру ногу. Жалко, что не голову! Сколько пришлось Люльке потом помучиться из-за того, что промазал сержант, не попал куда нужно.