— Нельзя оставлять тут на слишком долгое время такую кучу людей, — сказал он начальнику спецохраны Петцолду. — Ваши люди должны убраться, как только придут парни снизу. Нельзя рисковать, не тот случай…
Майер со своей группой опоздал почти на час. Он предстал перед Вальтером запыхавшийся и потный; из-под каски выбился кончик перемазанного кровью бинта.
— Где тебя носило, Майер? — Вальтер ткнул ему в нос часы. — Ты знаешь, как называется этот прибор?
— Они насели на нас… — начал было оправдываться тот. — Я хотел… ну того немца, предателя…
Вальтер не спускал с него глаз, и от этого Майеру не шли на ум нужные слова. Черт его дернул впутаться в такую дурацкую историю! Уж лучше было бы и впрямь добежать до русских без выстрела и сунуть им в руки спасительную листовку.
— Кто тебе позволил сделать это?! — Голос Вальтера от ярости вибрировал. — Кто разрешил?!
— Но ведь… Мы уничтожили установку, перебили обслугу, — заторопился Майер. — И взяли того, кто орал в микрофон. По-немецки. Только он не немец, я был прав…
Вальтер из последних сил сдерживал себя. Как хотелось ему влепить Майеру пулю прямо в его потную веснушчатую рожу. Но нет, этого нельзя делать. Нужно быть по-отечески строгим и не более. От настроения этих мальчишек, от их веры в него, в Вальтера, веры без страха перед ним, сейчас зависит все.
— Сколько ты положил людей?
Майер был готов к этому вопросу. Он решил заранее, что назовет цифру «пять». Ну «семь», не больше. Кто мог думать, что разговор произойдет перед строем. Полсотни свидетелей, и любой из них может предать его, сказать Вальтеру, сколько в действительности осталось там, у полуразрушенного охотничьего домика.
Взгляд Вальтера, сухой и холодный, пронизывал насквозь. Рыжие глаза Майера забегали, он шмыгнул носом и пробормотал:
— Около тридцати… Тридцать два…
— Сколько осталось в прикрытии?
— Двести семьдесят шесть… Нет, двести семьдесят пять. Один, Герберт Траубе, он хотел предать, спрятал листовку русских, чтоб перебежать с нею к ним. Мы повесим его сегодня же вместе с этим агитатором. Но я думал, может, вы сначала хотите допросить их, так они здесь.
— Кто твой отец, Майер?
— Владелец аптеки. В Лейпциге. Это та аптека, что на углу…
— Вот и продавать бы тебе клистиры! — В строю хихикнули. — Всем десять минут отдыха! — сказал Вальтер как можно мягче. Даже улыбнулся. — Ну а что касается тебя, — добавил он вполголоса, — то если там, внизу, они не продержатся до полудня, то… тебя тоже повесят. Ты понял?
— Да… — У Майера дрогнули колени. — Так я спущусь туда?
— Ты останешься здесь. И все, кто пришел с тобой, останутся. Следи в оба, любой шаг в сторону будет шагом в могилу…
Непрерывная серая цепочка потянулась от дороги к штольне. Два человека и ящик между ними. Пятнадцать ящиков за один раз, двадцать человек с пулеметами в укрытии. Дорога заминирована, «цуг-машины» ушли, все спокойно.
Вальтер щелкнул головкой секундомера. Темп отличный. Если он продержится до конца работы, то можно будет вернуть треть потерянного времени…
Перед тем как отправить охрану, Вальтер сказал короткую речь.
Строй черных эсэсовских мундиров, строй серых мундирчиков гитлерюгенда. А он с Петцолдом посредине.
— Немецкие солдаты! Мы с вами продолжаем воевать, для нас не существует приказов о капитуляции! То, что сделано вами сейчас, имеет неоценимое значение для нашей общей борьбы, для будущего Германии. Фюрер покинул нас, он ушел из жизни, но остался в сердце каждого истинного немца. Он завещал нам свои идеи, свое дело, свою борьбу. И мы ведем ее вместе с вами, доблестные немецкие солдаты! — Вальтер повернулся к строю охраны. — Сейчас мы расстанемся, но ненадолго. Все вы остаетесь в строю. В этом пакете инструкции, адреса, по которым вы рассредоточитесь на время, деньги. Гражданская одежда в ящике, находящемся в «цуг-машине». Вот ключ, возьмите, штурмфюрер. Вы назначаетесь старшим. На десятом километре начнете переодеваться на ходу. Сходить по одному, порядок указан в инструкции. Удачи вам! Хайль Гитлер!..
— Вы вручили им ключ от рая, Вильгельм, — усмехнулся Петцолд. — Но держу пари, что они не проедут десяти километров. Им раньше захочется в рай, вот увидите. Это печально: нет дисциплины — нет Германии…
Вальтера раздражал этот узколицый человек с сухими, зачесанными на лоб волосами. Он был сентиментален и болтлив, а обстановка вовсе не располагала к дружеским излияниям.
— Итак, пари? — Петцолд протянул ладонь, тоже узкую и сухую. Вальтер отметил про себя, что у этого человека все словно специально заужено: и лицо, и мундир, и вот ладонь. — Я очень люблю, — продолжал Петцолд, — такие чисто психологические пари.
— Считайте, что вы его выиграли.
Вальтер повернул голову в сторону скрытого туманом ущелья. Оттуда донесся приглушенный расстоянием взрыв, как будто горы тяжело и коротко вздохнули.
— Слышали?
— Да… — Петцолд глянул на часы, потом на Вальтера. — То, что я вам и говорил, коллега: эти подлецы отъехали максимум на шесть километров…
Последние ящики были аккуратно сложены на стеллажах. Вальтер еще раз проверил груз. Все на месте, все уложено по порядку. Тот, кому приведется со временем прийти сюда, останется доволен работой.
«А вдруг это буду я… — подумалось Вальтеру. — Нет, другой. Мое дело спрятать, вскрывать поручат уже не мне…»
Он вспомнил о координатах, про которые говорили ему в Берлине. Кто-то знает и сейчас эти координаты, где-то записаны цифры, обозначающие их, когда-то они лягут на карту и будет сказано: вот здесь тайник, в этой точке…