— Какой ты повар?! — кричал Ромка. — Ты вредитель по продуктам, берешь со склада хорошие, делаешь плохие и еще нас потом заставляешь их кушать, чтоб следов не осталось. В нашем городе таких поваров, как ты, в реку с моста бросают. А чтоб не всплыли, кастрюлю с твоим сачмэли на шею вешают, — и Ромка сунул повару термос с недоеденным гуляшом.
Повар был пожилой, к тому же в звании старшего сержанта и при двух медалях. Он смертельно оскорбился, ибо за годы военно-поварской деятельности хоть и не слышал особенных похвал, но и таких слов, как это самое «сачмэли», тоже зарабатывать не приходилось. Да еще от кого? От сопляка какого-то нахального, который в армии всего неделю без года, а уже на старослужащих, ветеранов полка, можно сказать, копытом стучит!
Короче говоря, повар пожаловался на Ромку старшине роты и пригрозил, что если тот не «врежет этой салаге на полную катушку», то дело и до комбата дойти может, а то и до командира полка.
— А ты зразу ж до генерала подайся, — посоветовал повару старшина. — Ото ж йому интересно буде у твоему гуляше поколупатесь.
Однако Ромку все же вызвал и строго допросил.
— Як тебе срам не бере, таки молодый хлопец и до старого дурня з похабным словом полиз? Як ты там його обозвал?
— Я не обзывал, товарищ старшина!
— Не пререкаться! А хто його при рядовом составе сачмалем костырнул?
— Сачмэли — это не ругательство…
— Отставить пререкаться! Не думай, як що ты со средним образованием, той мы ж тут усе таки же дурни, як той повар. Мы тэж иностранну мову разумием. И германьскую и яку другу, да, да… А повар той усю войну у котла хотовся и дило свое хочь и погано, алеш справляет. Ото поставлю тебе на його место…
— Пожалуйста, товарищ старшина! Такие хинкали сделаю, прямо с пальцами срубаете!
— Фатит пререкаться! Яки языкатый!.. «3 пальцами срубаю»!.. Та хто ж тоби кухню доверит? Батальон без харча оставить? Тут хучь какой, а есть… — И, подумав, добавил: — Три наряда вне очереди!
— За что три наряда?!
— Кру-хом!..
— Ничего! — бормотал Ромка, елозя мокрой тряпкой по цветному паркетному полу, — батальон размещался в старом трехэтажном особняке; половина дома была разрушена, а уцелевшую часть использовали под казарму. — Ничего… Я этому старшине докажу, кто повар, а кто вредитель по продуктам!..
Еще до этого случая, обследовав пригород, сильно разбитый артиллерийским обстрелом, Ромка в одном из палисадников обнаружил пробившиеся росточки хорошо знакомых ему трав.
— Ва! Здесь, оказывается, кавказцы жили! — сообщил он Иве и Минасу. — Смотрите, что я нарвал: киндза! Ну нюхай, киндза, ну!.. А это что? Это цицмати и тархун. Наверное, какие-то предатели Родины жили. Я даже подумал: может, князь Цицианов, а?
— Нет, не Цицианов, — возразил Ива. — Скорее биржевой маклер Сананиди, который снимал у старого Туманова флигель. Тоже ведь сбежал, раньше Цицианова.
— Смеешься, да? Веселый какой! Самый веселый в Красной Армии человек… — Ромка пожевал траву. — Наша, настоящая.
— Видишь ли, — сказал Минас, — это травы вовсе не кавказские, они имеют распространение во всей Европе. Цицмати — это кресс-салат, тархун — эстрагон.
— Хватит, ну, профессор! — прервал его Ромка. — Пресс-салат-макарон! Лекции любишь читать… Скажи лучше, грецкие орехи у тебя остались? Те, что папа-мама в вещмешок положили?
— Очень немного, с полкило.
— Ладно, давай полкило! Я ему докажу, кто повар, а кто вредитель по продуктам…
Бродячую курицу Ромка поймал в том же палисаднике, где накануне обнаружил «кавказские» травы. Курица оказалась худющей, видно, после бегства хозяев кормиться ей было нечем.
— Совсем дохлая курица попалась! — сокрушался Ромка. — Но раз другой нету, из нее буду делать…
Где и как он состряпал сациви, не знал никто. Скорее всего в разрушенной части особняка после отбоя.
Ромка принес котелок старшине, снял крышку.
— Вот, пожалуйста…
— Шо це?
— Это и есть сачмэли. Пусть ваш повар такое сделает, если шно имеет.
Старшина с подозрением посмотрел на Ромку, потом, не меняя выражения, заглянул в котелок. И снова на Ромку.
— Сам зробыв?
— Конечно, сам…
Вынув из-за голенища ложку, старшина обтер ее платочком и ковырнул соус; подцедил кончиком самую малость, попробовал раз, другой.
— Значит, сачмэли?
— Так точно!
— А з хлибом можно його?
— Почему нельзя? Прямо туда макайте, а ложку назад спрячьте, это же не щи…
Старшина съел полкотелка. Остальное оставил на ужин.
— Яка добра еда то сачмэли. Тильки де ж той повар курей на усю роту напасет? Ты цю сачмелю з перловки зробы, тогда и прерыкайся с им. Понял?.. Ну добре, взыскание отменяю.
— Апсус! А я уже отработал все три наряда.
— Ничего! Нехай загашник буде…
Неожиданно для всех Минаса избрали комсоргом роты. Что именно послужило основанием для такого выбора, сказать трудно, но чем-то он расположил к себе ребят. Голосовали за Минаса дружно, а он смущался и краснел и все хотел дать самоотвод, но Ива удержал его от этого:
— Будет тебе, какой еще самоотвод?
— У меня может не получиться!
— Получится…
Так и избрали его единогласно.
— Ва! Умеют же устраиваться люди! — не преминул прокомментировать это событие Ромка. — Теперь его от строевой подготовки точно освободят.
Но Минаса не освободили. Вместе со всеми он рубил шаг на плацу, преодолевал штурмовые полосы, бил по мишеням из автомата, швырял учебные гранаты в сколоченный из досок танк, на полном ходу спрыгивал с. настоящего и, потирая ушибленные коленки, бежал в атаку с автоматом наперевес.